К его удивлению, специальный ключ не понадобился — кабина лифта, связывавшего город с диспетчерской, оказалась открытой. «Разгильдяи», — подумал Торсон. И еще он подумал, что люди все никак не могут поверить в серьезность этой войны, в реальность противника. В необходимость быть собранней, осторожней. «Наша беспечность нам дорого обойдется. Надо спросить Логнева, почему не выставлены посты у всех наружных выходов. Впрочем, в рубке нет шлюзов, и вряд ли кому-нибудь удастся проломить снаружи ее ситаловую прозрачную оболочку…» Маленькая кабинка неохотно, со скрипом понесла его вверх.

Когда Торсон вошел в рубку, в глаза ему ударил голубой свет Земли, слишком яркий для него после сумрачной кабины лифта. Несколько секунд он почти ничего не видел, кроме горного кольца, такого же яркого, как и вся остальная лунная поверхность, не попавшая в тень. Совершенно непроницаемые куски черной тьмы, заменявшей на Луне тени, выхватывали из горного хребта отдельные скалы и прятали их под своим покрывалом.

В рубке было сумрачно и тихо. Едва слышно щелкал какой-то дежурный прибор, да желтый огонек светился на правом пульте. Постепенно из полумрака выступили контуры предметов. Торсон, все еще ощупью, нашел кресло.

Прошло, наверное, несколько секунд, прежде чем он понял, что в соседнем кресле слева от него кто-то есть. Рука механически метнулась к пульту в поисках знакомых переключателей корабельного освещения, которых здесь не было. Прежде чем он успел что-либо предпринять, глаза окончательно освоились с полумраком, и он разглядел наконец своего соседа. Это была спящая женщина… Он не видел ее лица, но слышал ровное дыхание, видел волосы, широкой волной раскинувшиеся по пульту. Она спала, уткнувшись лицом в сгиб локтя.

— Что вы здесь делаете? — непроизвольно спросил Торсон.

Она проснулась сразу, мгновенно, как просыпаются люди, ждущие неведомой опасности. Резким движением откинула назад волосы, и ее голос прозвучал в пустом помещении рубки звонко и отчетливо, словно она и не спала вовсе секунду назад:

— Я жду здесь одного человека, а вы кто?

— Какого человека? — еще более сурово спросил Торсон, досадуя на себя, что прервал ее сон, и в то же время не будучи в силах смириться с явным нарушением устава. В диспетчерской рубке не имел права находиться ни один посторонний человек. В конце концов, это же не зал свиданий.

— Капитана Торсона.

— Я Торсон.

Она недоверчиво хмыкнула, потом протянула руку и щелкнула на своем пульте каким-то выключателем. Боковая потолочная панель осветилась, и теперь, наконец, они смогли рассмотреть друг друга. Это была совершенно незнакомая ему женщина с излишне суровым, но все же красивым лицом. Ей было, наверное, около тридцати. Она сразу же узнала его, потому что вся сникла и явно растерялась.

— Простите… Мне сказали, что вы здесь бываете, что это единственный способ встретиться с вами, в общем-то я не очень поверила, тем не менее я дежурю здесь третьи сутки. У меня не осталось иного выхода.

— Почему бы не прийти ко мне обычным путем, как это делают все, кому я нужен? — проворчал Торсон.

— А вы как-нибудь попробуйте записаться к себе на прием под чужой фамилией, тогда узнаете, как это просто.

— Не пускают?

Наконец-то он улыбнулся. Женщина вздохнула.

— Не то слово. Наверное, в прошлом легче было получить аудиенцию у какого-нибудь короля.

— Что делать. Слишком много людей хотели бы меня видеть, и чаще всего по пустякам. У меня не хватает на всех времени. Зато у меня есть заместители. Целая куча заместителей!

— Я не могла обратиться к заместителям, мне нужны были вы.

— Хорошо, слушаю вас.

— В двух словах: мне нужно попасть в вашу экспедицию. — Она явно волновалась, говорила сбивчиво, отрывисто. — Очень нужно. Необходимо.

— Я вам верю, — неожиданно мягко сказал Торсон. — Иначе бы вы не сидели здесь трое суток. Но все же не волнуйтесь и постарайтесь яснее изложить причины.

— Вы меня совсем не помните? Впрочем, конечно, нет… Десять лет назад экспедиция к Гидре, эвакуация остатков Земной колонии, я была в числе колонистов, которых эвакуировал ваш корабль. Еще раньше вас на Гидре побывал Ротанов… Так вот, Ротанов…

— Какая у вас специальность?

— Я космобиолог. У меня есть опыт лечения людей после контакта с антипространством… Я была в числе колонистов на Дзете.

— Вы обращались в комиссию?

— Да.

— Отказ?

— Не знаю точной причины, но, очевидно, не все в порядке со здоровьем, после Гидры это не удивительно. — Он долго молчал, и Анна растерянно спросила: — Вам нужны еще какие-нибудь данные?

— Нет, того, что вы сказали, достаточно. — Торсон не знал, что ей ответить. Он не мог просто так подарить этой женщине одно из своих резервных мест и лишиться в результате какого-то нужного специалиста. Кроме того, ему не хотелось создавать прецедент отмены решения комиссии. Если бы она обратилась к нему раньше, до того, как получила официальный отказ, вопрос решался бы проще. С другой стороны, он понимал, что не юношеская погоня за романтикой и не пустой каприз привели ее к нему. Здесь что-то серьезное. Что-то очень серьезное. Ротанов, Ротанов… Ну а допустим, летел бы не я, а Ротанов, взял бы он ее с собой?

— Почему вы не хотите ждать на Земле, как ждут все?

— Потому что я слишком долго ждала как все, много лет, потому что экспедиция вообще может не вернуться обратно. Но и в этом случае я должна знать, что там… Потому что, кроме этого последнего шанса увидеть его, у меня ничего больше не осталось, даже надежды…

Торсон думал о том, почему люди не могут жить просто. Почему они никогда не довольствуются тем, что им по силам. Однажды он попытался, и ему почти удалось начать новую жизнь так, как учили древние философы, — в тишине и смирении. Но потом пришел человек, которого звали Ротанов, и вновь подарил ему эти звезды… И вот теперь он получил право решать судьбы других людей… Он уже почти знал, каким будет его решение, когда она заговорила вновь.

— Ждать на Земле может лишь тот, кто знает, что он ждет. Человек, которого ищу я, не вернется ко мне даже в том случае, если вернется на Землю. Он строит воздушные замки, гоняется за химерами. Но только его замки почему-то иногда оказываются крепче каменных, а химеры… Слишком живыми… Где-то на перекрестке пути я должна встретить его еще раз, как встретила однажды. Только так может что-то свершиться, нечаянно, вдруг. Ждать… мне больше нечего.

— Не очень-то вы смиренны…

— Смиренна? Нет, не такое племя меня воспитало. Вспомните Гидру, вы ведь хорошо ее знали… Смиренные там не выживали. Но меня воспитали гордой, и только поэтому я все же ждала так долго; Сейчас ничто меня уже не остановит.

— Скажите, только честно, как вы поступите в том случае, если я откажу в вашей просьбе?

— Тогда мне придется проникнуть на один из ваших кораблей нелегально. Я знаю одиннадцать способов.

— В ваши годы я знал пятнадцать. Оставьте ваше заявление в штабе. То есть нет, не оставляйте. Дайте мне его сейчас. Так будет надежнее. Я вовсе не хочу, чтобы у меня на кораблях появлялись зайцы. Да, и вот еще что. Старт решено ускорить. Так что летите на Землю, заканчивайте все свои дела и прощайтесь надолго. Это будет трудная экспедиция. Может быть, самая трудная из всех, какие я знал…

8

Карабин заклинило после четвертого выстрела. Олег заметил взметнувшееся на тропинке легкое облачко пыли в том месте, куда ударила последняя пуля. Почти сразу же рядом с ним раздался глухой звук разрыва. Костюм действовал, батарея сохранила заряд, и только поэтому он остался жив. Но в голове от контузии все помутилось. Поплыла и изогнулась линия тропинки, земля стала неустойчивой, зыбкой. Он еще видел вскочившего во весь рост Ларта, на которого навалилось сразу человек десять. Мелькали копья, но все это он воспринимал нечетко, словно во сне. Последнее, что он вспомнил, прежде чем рухнул под тяжестью навалившихся на него тел, была мысль о том, что все три выстрела достигли цели, разворотив внутренности летающему монстру, которого так ненавидел и боялся Ларт. Змей судорожно задергался в воздухе, беспорядочно захлопал крыльями. «Недалеко теперь улетит этот ваш стрик», — подумал Олег, и это была его последняя мысль.