Танаев понял это, когда волна тепла, смывавшая боль и чудовищную усталость в его теле, прошла по всем мышцам.

Меч, до этого невероятно тяжелый, неожиданно потерял свой вес, и Глеб смог наконец нажать на красный рубин, направив огненное острие вырвавшейся из меча молнии к вершине горы.

Но и это мало что изменило. Никакие удары молний и тем более тепловой луч лезвия не способны были проникнуть в недра огромной горы и разрушить портал, из которого уже шли вниз бесконечным потоком новые отряды черных тварей…

Вот только теперь кое-что изменилось в их составе. Больше среди них не было черных обезьян и гарпий, их заменили гораздо белее мелкие и более эффективные существа…

Те, кто управлял порталом, наконец-то поняли: единица массы, которую портал способен пропустить через себя за час времени, может состоять не из двух-трех существ, а из миллиона крохотных ядовитых тварей. Они не обладали ни собственной волей, ни мозгом, но зато не знали страха и выполняли поступавшие им команды с упорством и настойчивостью, которым люди уже не могли противопоставить ничего существенного.

Чаша весов этой судьбоносной для Земли войны заколебалась, и та, на которой находилась судьба человечества, вновь поползла вниз…

И тогда, выпустив из своих рук меч, Танаев прижался спиной к гигантскому металлическому кольцу оков, некогда впитавших в себя всю боль тысячи лет страдавшего здесь титана. Теперь эта боль, вливаясь в тело человека, заставила его пошатнуться. Но не только боль хранилась в металле. Здесь была и надежда, и сила. Та самая сила, что помогла когда-то Прометею выстоять, пережить своих мучителей и в конце концов превратиться в бога.

Сейчас она щедро вливалась в Танаева. Его невидимое эфирное тело выросло, на какое-то время сравнявшись в размерах с тем, кто стоял на этой скале тысячелетия назад.

Не сразу Танаев понял, что своей невидимой гигантской рукой может теперь дотянуться до нитей той самой безжалостной богини, которую люди называют Судьбой, а когда ему это удалось, высоко в небе родной Танаеву планеты появилась дневная звезда.

Она медленно приближалась к нему, разрастаясь в размерах и постепенно превращаясь в огромный космический корабль.

Глеб узнал его сразу — не может капитан не узнать свой корабль даже в том случае, если кораблю пришлось преодолеть границу между живым и мертвым мирами.

Звездолет Прометея уже включил тормозные двигатели, и его огромная чечевица накрыла почти весь горный хребет, который несколько столетий назад еще назывался Кавказским, а ныне стал безымянным. Лишь одна его вершина гордо пронесла свое имя сквозь тысячелетия — Эльбрус.

Наконец, плавно затормозив и развернувшись так, что его входной люк оказался напротив площадки, на которой стоял Танаев, корабль полностью остановился, люк распахнулся, и в его проеме возникла низенькая фигурка Литлбаша.

— Добро пожаловать на борт, капитан!

На плоском, похожем на стену сторожевой башенки лице Литлбаша нельзя было прочесть никаких эмоций, но Танаев знал, что он улыбается. И еще Глеб знал, что одного выстрела мезонной пушки этого корабля будет достаточно, чтобы навсегда покончить с темным порталом.

Но, прежде чем шагнуть к трапу, Танаев обернулся и посмотрел на скалу за своей спиной.

Там по-прежнему сверкала в лучах солнца полоска небесного металла, сохранившего в себе частицу божественного огня и всю силу того, кто отдал за людей свою свободу.

Евгений Гуляковский

Хроники инспектора Ротанова

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Это совершенно самостоятельное произведение, не связанное сюжетно ни с «Сезоном туманов», ни с «Долгим восходом на Энне». Их объединяет только общий герой, инспектор внеземных поселений Ротанов. По просьбам читателей я решил вернуться к этому герою в более ранний период его деятельности, предшествовавший расследованию на планете Реана.

Е.ГУЛЯКОВСКИЙ

ГЛАВА 1

Впервые за пять лет службы в Управлении внеземных поселений Ротанову предложили отпуск. Не то чтобы он совсем не бывал в отпуске в течение этих пяти лет, но каждый раз ему приходилось выбивать свои очередные, законные две недели отдыха, что называется, силой.

Дел в управлении всегда было невпроворот, бюджет каждый год урезали, опытных сотрудников не хватало, и начальство пускалось во все тяжкие, чтобы лишить его законного отдыха, заменяя отпуск премиями, сверхурочными и несбыточными обещаниями сложить однажды вместе все неиспользованные дни и отправить инспектора на одну из курортных планет месяца на два, на три, как только появится возможность. Но подобная фантастическая возможность все не появлялась, и Ротанов нисколько не сомневался, что при нынешнем положении дел она не появится никогда.

И тем не менее в этот примечательный день, двадцать девятого августа сто шестьдесят третьего года с начала освоения дальнего космоса, ставшего официальной датой нового летоисчисления, его вызвал к себе начальник управления Стальцев и предложил внеочередной отпуск.

Это было настолько невероятно, что Ротанов сразу же почувствовал за щедрым предложением шефа какой-то подвох. Они со Стальцевым работали вместе не один год и знали друг друга достаточно хорошо, чтобы не придерживаться официального протокола.

— Выкладывай, в чем дело! — не слишком любезно проворчал Ротанов, и по тому, как Стальцев сразу засуетился — самолично отправился к автомату, стоявшему в углу кабинета, чтобы налить ему чашку кофе, — Ротанов понял, что дело совсем плохо.

Вернувшись с подносом, печеньем и двумя дымящимися чашками ароматного напитка, шеф расположился напротив Ротанова в кресле для «доверительных бесед» и, смущенно отведя взгляд в сторону, что для Стальцева было совсем уж необычно, произнес:

— Да понимаешь, корабль с курортниками не вернулся с Аромы…

— Что значит «не вернулся»? И почему, если пропал корабль, ты не отправляешь на Арому спасательную экспедицию?

— Потому, что корабль никуда не пропадал. Он до сих пор благополучно пребывает на Ароме, но только никто из пассажиров и членов экипажа не хочет возвращаться обратно. Курорт им, понимаешь, понравился. Климат там хороший, экология замечательная, не чета земной.

— Что за чушь? Я могу поверить, когда один—два человека решают остаться в колониальном мире, но чтобы все пассажиры сразу… Сколько их?

— Сорок человек, включая женщин, детей и членов экипажа. Все подали заявления на депортацию и отказались от земного гражданства.

— И каким же образом тебе удалось получить эти сорок заявлений? Если мне не изменяет память, последний раз рейсовик на Арому ходил лет пять назад, и, кроме этого, задержавшегося курортника, других рейсов туда не было.

— Все правильно. Заявления были переданы по буйковой радиосвязи.

— Выходит, с момента отправки радиограммы прошло немало времени и до сих пор никто не поднял тревоги?

— У нас не было для этого оснований Официально не случилось ничего экстраординарного. Странно, конечно, что произошел столь массовый отказ от гражданства, но с официальной точки зрения это их право. К тому же ты знаешь, сколько стоит стандартная спасательная экспедиция в район Аромы? Она съест годовой бюджет нашего управления.

— Но почему раньше никто не заинтересовался тем, что туристический корабль остается на планете так долго?

— Связь за границами кольца освоения работает неустойчиво. Арома слишком далеко от нас, ее открыли случайно, еще во времена первых диких экспедиций. К тому же периодически мы получали от капитана корабля успокоительные радиограммы: мол, все в порядке, планета понравилась, задерживаемся, приветы родственникам и прочая обычная чепуха. Не было никаких оснований для серьезного беспокойства, пока мы не получили сразу сорок заявлений об отказе от гражданства.

— Что собой представляет капитан оставшегося на Ароме корабля?

— В послужном списке капитана Родионова нет ничего примечательного.