— И поторопитесь! Они уже здесь! — добавил второй монах.
За чугунным кружевом ворот Танаев увидел нескольких человек, одетых в такие же плащи и куртки, как те люди, что напали на него в казино.
— Чего вы ждете? Уходите! — крикнул ему Павел. Эти монахи были готовы заслонить его от смерти, но именно поэтому он не мог оставить их в такую минуту.
— Сейчас уйду, вот только разберусь с этими… — Договорить Глеб не успел, от ворот сверкнул кровавый луч, направленный ему в грудь, и на этот раз он бы не успел уклониться, мышцы все еще плохо повиновались ему после недавнего боевого транса. Павел, с нечеловеческой проницательностью просчитав ситуацию, попытался заслонить Танаева, прежде всего Танаева… Себя же он пытался защитить лишь узенькой полоской меча и, конечно, не преуспел в этом. Луч, скользнув чуть в сторону, миновал меч и ударил в грудь Павлу.
Он сразу же упал, и склонившемуся над ним Танаеву удалось разобрать лишь пару слов:
— Уходи… Не дай им убить себя, иначе все было напрасно…
Скрипнув зубами от бессильной ярости, Танаев попытался дотянуться до призрачного образа меча, горевшего где-то на самом донышке его сознания, о новом боевом трансе сейчас нечего было и думать. Следующий удар энергетического луча покончит с ним. Он не знал, сколько оставалось времени до нового всплеска смертоносной энергии, но чувствовал, что совсем немного.
— Ну, где же ты? Почему ты молчишь? Сейчас ты нужен мне, как никогда! — Но меч не ответил на его призыв. Ярость и ненависть оказались плохими помощниками в стремлении Глеба войти с ним в контакт. И тогда родилось неожиданное решение, хотя он даже предположить не мог, чем закончится его попытка защититься, вызванная скорее отчаянием, а не трезвым анализом обстановки.
Торопливо нащупав в кармане куртки смертоносный трофейный перстень, Танаев извлек его и, надев на палец, вытянул руку с ярко-алым рубином в сторону нападавших.
Разумеется, ничего не произошло. Он понятия не имел, как нужно управлять кольцом и что теперь следует делать. Произнести некое таинственное заклинание? Нажать на камень, попытаться его повернуть? Ни одно из этих действий не включало смертоносный луч, разумеется, исключая заклинание, которого Глеб не знал.
Но если кольцом управляло заклинание, то само по себе оно не имело особого значения, значение имела лишь та внутренняя энергия, которую вкладывал в слова заклинания человек, владевший перстнем, и если это так…
— Помоги мне… — прошептал Танаев, вновь попытавшись дотянуться до меча Зевса. — Уж это-то ты можешь сделать! Влей в кольцо часть своей смертоносной энергии, заставь его повиноваться!
То ли меч его послушался, то ли он сам нащупал правильную формулу воздействия на вражеский артефакт, но рубин неожиданно вспыхнул ярко-алым светом, и вырвавшийся из него луч понесся к воротам, сметая на своем пути все преграды.
Если его противникам энергии хватило лишь на единственный короткий импульс, убивший Павла, то Танаеву удалось держать луч в боевом состоянии не меньше трех секунд. И за это время он успел дважды перечеркнуть чугунную решетку, за которой скрывались нападавшие.
Еще сыпались оплавленные обломки металла, еще держались на ногах рассеченные надвое тела нападавших, когда Танаев понял, что ему удалось выполнить предсмертную просьбу Павла — не только уцелеть самому, но и отомстить за его гибель.
ГЛАВА 19
Лейтенант-полковник Храменко пил чай и обдумывал предстоящий визит покупателя патента на право участия в имперском турнире.
Настроение у полковника было самое отвратительное, какое только и может сложиться с утра, когда тебе подают жидкий, плохо заваренный чай, да к тому же местного производства, объясняя это тем, что геройские отряды перерезали путь контрабандистским караванам еще пару месяцев назад.
Храменко знал, что политическое состояние империи непосредственно влияет на внутренний рынок и через него на повседневную жизнь любого имперца, независимо от того, какое положение он занимает. Его, к примеру, лишили любимого чая, кто-то не смог продать с таким трудом выращенного барана и остался без средств к существованию.
Кстати, о баранах, если судить о них в несколько переносном смысле, они не последним образом повлияли на сегодняшнее настроение полковника. И виноваты в этом были именно бараны, вернее, те из них, что служили в имперском отделе безопасности.
Интересно, кто бы на его месте не потерял нормального расположения духа, сидя за чашкой отвратительного чая и перелистывая пришедшее три дня назад послание, извлеченное мажордомом из официального пакета, запечатанного печатью с изображением парящего сокола, который на сургуче почему-то был похож на изогнувшегося червя. Но на что бы там ни был похож этот сокол, принадлежность письма имперскому отделу безопасности не вызывала ни малейшего сомнения, и как раз это обстоятельство и раздражало Храменко больше всего.
Храменко были известны случаи, когда люди, занимавшие гораздо более высокое положение, чем его собственное, увешанные орденами и званиями, таинственно и бесследно исчезали. А уж он-то, через своих былых соратников, точно знал, что в этих исчезновениях виновато именно ведомство безопасности.
Но чтобы они, несмотря на свое растущее с каждым годом влияние, осмелились обратиться к нему, к бывшему военному министру, сохранившему ряд важнейших привилегий, с подобным предложением, этого он не ожидал.
И потому, отставив в сторону недопитую чашку, Храменко в сотый раз занялся изучением содержимого означенного письма, словно все еще продолжал искать в его строчках скрытый смысл, которого там, скорее всего, не было.
Если опустить витиеватую вступительную часть письма, без которой даже ведомство безопасности не могло обойтись, обращаясь с посланием к чиновнику такого высокого ранга, каким совсем еще недавно являлся Храменко, в послании говорилось примерно следующее:
«До нас дошли сведения, что вы собираетесь выставить на аукционную продажу свой патент на участие в имперском турнире.
Господин Храменко! Мы убедительно просим вас не делать этого!
Вы окажете неоценимую услугу империи, если продадите свой патент частным образом, поместив соответствующее объявление в «Обозревателе новостей».
Империи он, видите ли, окажет услугу! Быстро же они научились подменять понятия! Храменко тяжело вздохнул и постучал ногтем по остывающей чашке чая. Звон старинного фарфора немного его успокоил, и он продолжил чтение:
«Нам известно, что на территорию империи проник очень опасный агент Герона, остро нуждающийся в приобретении подобного патента. В официальное агентство аукционов он не рискнет обратиться. А вот если вы решите продать патент, так сказать, неофициально, частным образом, это почти наверняка привлечет заинтересовавшего нас человека, и вы окажете неоценимую услугу Его Величеству, если будете сообщать нам обо всех потенциальных покупателях, заинтересовавшихся вашим предложением.
Со всем возможным почтением, заведующий отделом имперской безопасности, кавалер ордена Синей подвязки, генерал-полковник Семирамидов».
Вот негодяй! Он даже не соизволил лично написать эти обращенные к бывшему военному министру строчки, а лишь подмахнул отпечатанное роботом послание.
Отложив в сторону письмо, Храменко несколько непоследовательно задумался о том, как постепенно из жизни уходят старые привычки и старые вещи. Взять хотя бы этих роботов-секретарей. Совсем недавно они исполняли функции слуг почти в каждом Доме, а теперь их можно встретить только в домах самых высокопоставленных чиновников. А ведь прошло всего-то двадцать лет с момента окончания космической эры, когда последний звездолет не вернулся из экспедиции.
Старые верфи, на которых еще можно было ремонтировать разваливающиеся космические аппараты, к тому времени были захвачены врагом, никто уже не пытался возродить космическую мощь империи, и день, когда «Лазарь», ушедший к ближайшей земной колонии, не вернулся обратно, неофициально стал считаться днем окончания космической эры.