Цилиндрик был совсем маленьким, не больше сигары, и трудно было поверить, что в нем заключена мощь, способная пробить необозримые дали космоса и перебросить заключенное в нем сообщение за миллионы километров от Земли.

Танаев с сомнением повертел между пальцами цилиндр, потом нащупал на его боку большую красную кнопку, направил заостренный конец цилиндра в потолок пещеры и попросил своих спутников, на всякий случай, отойти подальше.

Полыхнуло так, что их глаза надолго потеряли способность видеть, но прежде чем это случилось, они успели запечатлеть на сетчатке своих глаз ослепительный голубой луч, прошивший потолок пещеры.

— Хорошо, хоть короткое у тебя послание! — пробормотал Годвин, протирая слезящиеся глаза.

— Там всего два слова, да и они не имеют значения, важен сам факт передачи. Они обязательно поймают импульс, должны поймать, день и ночь их радисты слушают космос и ждут...

— Ну-ну, твоими бы устами... А впрочем, теперь это уже действительно не наше дело. Куда пойдем?

— Это ты у Альтера спроси. Зря мы его, что ли, второй раз с креста снимаем? Он местные подземелья обязан знать назубок.

— Ничего я не знаю! Этот древний проход был закрыт и утрачен тысячи лет назад! О нем сохранились упоминания лишь в самых старых наших книгах. Когда-то он соединял древние скиты, расположенные на безлюдных необитаемых островах. Там жили наши святые подвижники. Им были известны многие тайны, именно они написали про этот проход... — Альтер неожиданно споткнулся, словно налетел на невидимую преграду.

— Так что же они написали?

— Не знаю, нужно ли об этом говорить...

— Да уж скажи, хуже все равно не будет.

— В этих книгах говорилось, что проход ведет к могиле демона и тот, кто потревожит его покой...

— Дальше можешь не продолжать! — решительно остановил его Танаев, заметивший, что Годвин слишком часто оглядывается назад, на заваленный выход из пещеры.

— Пойдем вдоль реки. Она достаточно многоводная и должна иметь какой-то выход! — Впрочем, Глеб сказал это исключительно для Годвина, они находились значительно ниже уровня северного моря, выхода наружу у этой реки быть не могло. Если бы он был, все это подземное пространство давно бы заполнила морская вода.

Глава 42

Они шли уже часа два вдоль русла подземной реки. Дорога оказалась извилистой, но, к счастью, разветвлений подземного туннеля не было, и им не приходилось выбирать направление, шли себе и шли вдоль водяной ленты, постепенно ускорявшей свое течение, по мере того как пол туннеля все круче уходил вниз. Здесь, в подземелье, было тепло и вода не замерзала.

Порой река сворачивала в громадные подземные залы, украшенные сталактитами и толстыми полупрозрачными натеками разноцветного нефрита. Иногда проход сужался до такой степени, что в него с трудом мог протиснуться человек, но везде царила вековая тишина, и звук шагов трех путников в этом, скрытом от людских глаз месте казался почти кощунственным.

Первым необычный запах почувствовал Годвин. Он остановился, принюхался и уверенно заявил:

— Пахнет костром!

— Да брось ты, откуда здесь взяться костру! Камни гореть не могут, — возразил Танаев, тем не менее вскоре и он почувствовал, что из прохода, по которому они шли, определенно тянет дымком. И не простым дымком — а именно от костра. К запаху сгоревшего дерева примешивался незнакомый аромат какого-то варева.

Еще шагов через двести проход расширился, и впервые за все это время разошелся на два рукава. В том месте, где расходились две подземные дороги, сидел у костра старичок и, что-то неторопливо помешивая, варил в котелке, подвешенном над самым настоящим костром, сложенном и впрямь из каких-то необычных камней, горевших ровным синим пламенем, почти не дававшим дыма. Словно эти камни были пропитаны спиртом.

— Ну, что я говорил! Точно, костер!

— Тише, — остановил восторги Годвина Танаев. Он не мог решить, как следует отнестись к открывшейся им довольно мирной картине: сидит себе старичок в подземелье и варит супчик на горючих камнях...

Был он, однако, могуч, этот старичок, хоть и невелик ростом. Чувствовалась в его широченных плечах и толстенных руках нечеловеческая сила. И пусть не было у него никакого оружия, если не считать оружием небрежно брошенную на землю дубину, ею, в случае необходимости, этот странный человек вполне мог уложить одним ударом горного медведя.

— Ну, чего стоите, гости дорогие? — спросил старичок, хотя вроде бы и не смотрел вовсе в их сторону, да и трудно было их заметить обыкновенному человеческому глазу, со свету в темноте, а вот поди ж ты, заметил... — Подходите, супчику моего отведайте, раз уж вас сюда занесло.

Они вышли на свет костерка и остановились в нескольких шагах от странного старичка, переминаясь с ноги на ногу и не зная, как себя вести при этой странной встрече. Наконец Танаев подошел на пару шагов ближе и осторожно осведомился:

— Отведать супчику, конечно, можно, только из чего он у тебя?

— А ты, однако, невежлив, молодой-старый человек! Разве гости у хозяина спрашивают, из чего угощение варено?

— Так ведь место здесь необычное...

— Что верно, то верно. Место необычное. И супчик у меня необычной. А варен он из белорыбицы слепой, что живет в здешних омутах подземных, и приправлен грибками бодроносами да мхом заворотным, так что особого вреда вам от моего супчика не будет, разве что голова немного закружится, у кого она не слишком крепкая.

Танаев продолжал исподволь изучать старичка и к огоньку присаживаться не спешил. Не нравилось ему лицо старичка, скрытое под густой бородой, разросшейся до самых бровей. Не нравились желтые глаза без зрачков и рваная шапка, слегка приподнятая в том месте, где вполне могли скрываться небольшие рожки.

— Ты кто будешь-то, старче, и давно ли сидишь здесь?

— Ох, давно, давно, навигатор Танаев! Уже лун, этак, тысячу сижу. Еще когда потоп начинался наверху, так я уже тут сидел!

С арифметикой старик был явно не в ладах, зато отвечал он охотно, с насмешливой искоркой в глазах, и невозможно было в его словах отличить вымысел от правды.

— А зачем сидишь-то? — попробовал Танаев зайти с другой стороны.

— Путников жду. Таких, как ты. Проклятых в одну сторону посылаю, чистых в иную.

— Значит, ты здесь вместо стража?

— Эк, куда хватил! Где мне до стража! Я лишь сортировщик. Когда вы стража увидите, вопросы задавать не будете. Ну, так как, будете мой супчик пробовать?

— А если откажемся? — с заметным интересом спросил Танаев, пристально наблюдающий за руками старичка и готовый в любую минуту выхватить меч из ножен у себя за спиной.

Но старичок, несмотря на провокационный вопрос Танаева, вел себя по-прежнему спокойно. Он деловито помешал суп, зачерпнул ложкой неаппетитную с виду жидкость, в которой плавали какие-то лохмотья, подув на ложку, попробовал свое варево, а затем ответил, даже и не глядя в сторону Танаева.

— Ну, что же... Откажетесь так откажетесь. Каждый сам решает, что ему есть, а что нет. Только тех, кто супчика моего не попробует, дальше я не пропускаю. Ни направо, ни налево. Не знаю я, куда их тогда пропускать.

— И многих ты уже не пустил?

— За столько-то лун, что я здесь сижу, упрямых набралось человек десять. И все, как один, монахи. Все, как один, в нечистую силу неверующие.

— Ну, и где они сейчас?

— Сами-то они, может, и на небесах, этого мне знать не дано, а косточки их вон в той яме лежат. — Он кивнул на большую яму у себя за спиной, где, если присмотреться, можно было и впрямь разглядеть груду человеческих костей.

— А может, там как раз те лежат, кто твоего супчика отведал? — спросил Годвин, подходя ближе и сжимая обеими руками свою пику, с виброножом вместо наконечника.

— Может, и те. Это ведь как, пока не попробуешь, не узнаешь!

— А ну прочь с дороги, погань лесная! Узнал я тебя, и поскольку в нечистую силу я верую, то и заклинаю тебя именем Господним — уйди с дороги подобру-поздорову! — закончил Альтер, выставив перед собой вместо оружия крест. К сожалению, обыкновенный — не шунгитовый. Шунгитовый ему так и не вернули, после наложения епитимьи за его утрату.