Красный огонек на лежавшем перед Танаевым приборе теперь уже не мигал, а горел ровным алым светом. Это свидетельствовало о том, что ждать оставалось недолго.
«Хорошая выучка у этих ребят! — подумал Танаев. — Придется действовать очень точно. Секунда опоздания, и нас обоих накроет залп мощных пара-лизаторов или чего-нибудь похуже. Если парализаторов у них нет, они сразу начнут стрелять».
Но и раньше времени включить боевой режим он не мог. Сквозь защитное поле все предметы выглядели карикатурно искаженными. Недаром в законе империи был специальный пункт, запрещающий использовать свидетельства очевидцев, которых отделяло от места событий это самое поле. После того как поле отключится, придется еще выждать несколько секунд, чтобы дать возможность полицейским как следует оценить обстановку. Только после этого он может позволить себе покинуть место событий. Вот только за эти несколько секунд могло произойти все что угодно! Глеб узнал у Храменко о том, что в полиции сохранилось несколько старых боевых парализаторов, и сейчас молил бога, чтобы их здесь не было. Удар парализующего луча мог надолго лишить его способности уходить в сверхскоростной режим. Правда, если полицейские начнут использовать стрелковое оружие, все может получиться еще хуже.
Вдруг Танаев сообразил, что может не дожидаться, когда полицейские разрушат защитное поле. Он сам мог его отключить в любой момент, и это неожиданное отключение наверняка позволит ему выиграть те самые драгоценные секунды, которых у него не будет, если поле разрушат нападавшие.
— Как выключить защитное поле? — спросил он, поднимая прибор со стола левой рукой, не занятой пистолетом.
— Вы с ума сошли?! Нас немедленно расстреляют!
— Нас наверняка расстреляют, если вы не будете выполнять мои распоряжения! Как выключить поле?!
— Левая угловая кнопка, вы наверняка… — Храменко недоговорил, потому что поле, замерцав напоследок радужной пеленой, исчезло.
Открывшаяся их взорам картина напоминала сцену из какого-то боевика. Застывшие в недоумении полицейские, не получившие ожидаемого сигнала к нападению. Танаев, с никелированным пистолетом в Руке, нацеленным в висок Храменко. Нагло улыбаясь, он прячет в карман своей куртки бесценный прибор генерала.
Он еще умудрился напоследок помахать полицейским рукой, и этот прощальный жест вывел из состояния столбняка офицера, командовавшего операцией захвата. Раскаленная игла бластерного луча разрезала стол, за которым сидел Храменко, и метнулась к уже пустому стулу, на котором секунду назад сидел Танаев. А затем офицер упал, выронив из рук бластер, чем еще больше увеличил начавшуюся вокруг неразбериху. К счастью, его подчиненные не решились без команды применить оружие.
Позже, сидя в одиночной камере полицейского изолятора, Храменко думал: рассчитывал ли на это Танаев, выведя из строя офицера, или все получилось случайно?
Кстати, офицер не слишком пострадал и через полчаса пришел в себя. Иначе расследование этого дела велось бы совершенно в другом ключе. Теперь же, после нескольких звонков, сделанных Храменко по телефону, любезно предоставленного ему одним из полицейских, лейтенант-полковнику удалось добиться встречи с начальником столичной полиции, и уже через полчаса он подъезжал к собственному особняку на дежурной полицейской машине. Потом он долго смотрел ей вслед, оставшись совершенно один за воротами своего дома. Храменко был свободен, но не знал, как долго продлится это состояние и чем закончится подхвативший его водоворот опасных событий.
Он стоял в полной темноте и не спешил двинуться к дому, стараясь унять непрошеную мелкую дрожь, сотрясавшую все его тело. Жене и детям еще не приходилось видеть его в таком состоянии, он и сам не знал до сих пор, что способен испытывать подобный страх. Как ни странно, почти не связанный с последними событиями.
Полковник не сомневался в том, что, используя своих друзей, полностью зависящих от него из-за той информации, которой он располагал об их грязных делишках, ему удастся справиться с опасной ситуацией, в которую сейчас попал. Тогда откуда же взялся этот иррациональный страх? Почему ему кажется, что неожиданно испортившаяся осенняя погода, этот мелкий холодный дождь, проникающий даже сквозь непромокаемый плащ, имеют к его действиям самое прямое, непосредственное отношение?
В конце концов ему все-таки удалось взять себя в руки, и он уже шагнул в глубь двора, к светящемуся в темноте квадрату окна, когда какой-то шорох позади заставил его резко обернуться.
У самых ворот за его спиной находился давно сломавшийся, отключенный от водопроводной сети фонтан со странной скульптурной группой, некогда покрытой позолотой.
Сейчас одна из этих каменных фигур слегка шевельнулась, словно устраиваясь поудобней на своем каменном ложе, затем повернула голову в его сторону и спросила:
— Дрожишь? И правильно делаешь, что дрожишь!
Голос был глухим, совершенно неживым, он словно бы шел из горлышка огромной бутылки. При желании его можно было принять за свист ветра. Но это был именно голос. Голос неведомого существа иного мира, добравшегося в конце концов до него. Сердце Храменко подпрыгнуло и остановилось у самого горла. Он почувствовал, что задыхается, и, сделав несколько неверных шагов, упал на дорожку в паре шагов от фонтана.
ГЛАВА 22
Из ускоренного режима Танаев вышел в глухом переулке в двух кварталах от кафе, в котором произошла стычка с полицией. Это было не самое лучшее место, но он не мог больше сжигать свою нервную систему в таком бешеном темпе. Слишком часто в последнее время ему приходилось пользоваться ускоренным режимом движения, и сейчас незнакомая усталость, несвойственная его совершенному организму, навалилась на его плечи с неожиданной силой.
Чертыхнувшись сквозь зубы, словно пытаясь таким образом привести в чувство свой забарахливший организм, он привалился к ближайшему забору, стараясь хотя бы частично вернуть контроль над мышцами. Стоять столбом посреди пустого переулка было очень опасно. За его спиной в нескольких сотнях метров стремительно разворачивалась пружина полицейской операции.
Через пару минут весь район оцепят, и тогда ему не уйти. Но и выбраться за пределы опасной зоны он не мог, сил для этого уже не было. Глеб лихорадочно попытался вспомнить карту города, предусмотрительно показанную ему монахами. Перед глазами сразу же встала подробная схема нужного ему района. Хорошо, что хоть его фотографическая память не отказала, она никогда не отказывала, даже во время стресса.
Покидая любезно приютившую его тайную монашескую обитель, укрытую в подворье вполне официального храма, расположенного в дальнем пригороде столицы (несмотря на постоянные раздоры с императорской охранкой, монахи пользовались изрядным неофициальным влиянием), Танаев получил два адреса законспирированных валамских явок. Один — на самый крайний случай, а вторым он мог пользоваться в любой нужный ему момент, не опасаясь никому причинить вред.
Эта явка располагалась в пустом доме на окраине города. Лет десять назад его хозяин написал дарственную обшине на этот дом в знак благодарности за какую-то оказанную ему монахами услугу, а пару лет назад скончался, и дом перешел в собственность общины.
Естественно, местные власти об этом не подозревали. Официально дом принадлежал какому-то местному спортсмену, постоянно находившемуся в командировках вместе со своей командой.
Этот домик подошел бы ему сейчас как нельзя лучше, вот только добраться до него нелегко. Если судить по карте, Танаева отделяло от пригорода километра два, а ближайшая остановка общественного транспорта находилась от нужного ему места слишком далеко. Но дело не только в этом: полицейские в первую очередь блокируют именно такие остановки. Единственный выход — найти частную машину, которых в столице даже в обычное время было немного, а в этот поздний час и подавно.
Танаев затравленно осмотрелся. С каждой секундой времени у него оставалось все меньше, но никаких машин поблизости не наблюдалось. За последние годы, когда в столице бешено взлетели цены на бензин, весь частный транспорт куда-то запропастился.