— Встаньте, сударь! Здесь не принято говорить о чувствах. В этих стенах торопливо берут то, что нужно, не тратя время на лишние слова. Вы тоже этого хотите?
— Вы меня никогда не простите?
— За что? Вы ни в чем не виноваты.
— За то, что я не сумел предотвратить несчастья, обрушившиеся на вас и вашу семью!
Наконец она повернулась к нему, высвободила руку и едва заметно коснулась его волос, словно хотела погладить Глеба, точно маленького мальчишку, но в последний момент передумала.
— Я вас ни в чем не виню. Но мне кажется, здесь этот разговор неуместен.
Он поднялся с колен и рывком распахнул входную дверь так, что стоявшая за ней Анаксина пробкой влетела в комнату.
— Распорядитесь приготовить карету, соберите веши графини Квинкадзе и отправьте ее домой!
— В какой именно дом я должна отправить сударыню Квинкадзе? Насколько я знаю, у нее пока еще нет титула и нет собственного дома.
— Будет, не сомневайтесь. Отправьте графиню в ее собственный дом. Я сейчас подпишу указ о его возвращении в собственность семьи Квинкадзе и пошлю гвардейцев выкинуть оттуда непрошеных гостей!
Первый рабочий день нового канцлера начался с разбора огромной кипы бумаг, которые скопились за то время, пока он устраивал первоочередные дворцовые дела, разгонял штат бывшего канцлера и назначал новых сотрудников из числа валамских монахов, которых удалось отыскать в столице.
Он не ошибся в Храменко, оказавшемся незаменимым помощником во всех внутренних делах империи. Правда, уговорить старого генерал-полковника (Танаев повысил его в звании первым же своим указом) занять должность помощника канцлера оказалось далеко не просто. Он долго отказывался, ссылаясь на то, что привык жить в провинции и столичные дела его угнетают. И только взяв с Танаева слово никогда больше не применять меч против жителей Земли, согласился временно стать его помощником и тем самым приоткрыл истинную причину своих предыдущих отказов. Он не мог забыть кровавую баню, устроенную Танаевым во дворце во время захвата власти.
Больше всего Танаева беспокоило то обстоятельство, что он до сих пор не смог обнаружить, где скрывается Тала. Он знал, что ее слова не были пустой угрозой, и, пока он ее не отыщет, чтобы вновь отправить в нижний мир, Глеб не мог жить спокойно.
Каждую ночь, несмотря на тщательно отобранную стражу, посменно дежурившую у дверей его апартаментов, он ожидал ее визита. Никакая стража не сможет его защитить, если Тала неожиданно войдет к нему в спальню под личиной того же мажордома, который каждое утро, несмотря на все запреты Танаева, приносил ему в постель поднос с чашкой кофе.
В конце концов Глеб устроил смотр всем слугам, охране и вообще всем постоянным обитателям дворца. И, разумеется, не обнаружил ни одного перевоплощенного.
Оставалось ждать прибытия делегации Валам-ского монастыря, которая вместе с обозом двигалась чрезвычайно медленно. От самых северных пределов империи, где многие тысячи лет находился Валам-ский монастырь, до ее столицы лежал путь в не одну сотню километров, и современный гужевой транспорт растягивал это расстояние до немыслимых размеров.
Танаев надеялся, что монахи, когда они наконец прибудут, найдут способ разобраться с этой проклятой демоницей, сделавшей своей главной целью охоту на него.
Особенно сильное беспокойство, смахивавшее на обыкновенный страх, донимало его по ночам, когда он боялся заснуть. Не успокаивала и стража, всю ночь стоявшая у дверей его новой опочивальни. Слишком хорошо он знал, как беспомощен человек перед ликом демона, если тому вздумается явиться ночью, пока он не отыщет Талу и не загонит ее обратно в нижний мир, не будет ему по ночам покоя.
Да и днем он мог ожидать неожиданного нападения, правда, не столь вероятного, как ночью. Днем у него будет шанс увернуться, выхватить меч, против которого не устоять никакому демону. Так что днем Тала нападать не станет. Зачем ей лишний риск, когда существуют ночи, во время которых человек должен спать?.. Как ни крепок его организм, но и ему пяток ночей подряд без сна не выдержать.
Она ждет удобного случая! Наверняка узнала про вернувшийся к нему меч, поэтому и не напала до сих пор. Затаилась где-то и ждет! Вот только где? Образ, который она продемонстрировала ему на арене ристалища, был всего лишь химерой. Пантеры во дворце не водятся.
Но всех визитеров и временных обитателей дворца, которых здесь на императорских хлебах паслось больше тысячи, ему все равно не проверить. Хотя бы потому, что их состав менялся чуть не каждый день. Вся надежда на защиту шунгитового крестика, да только во сне его и крестик не спасет.
Необходимо придумать способ найти ее убежище. В земном мире она не может слишком долго находиться без человеческого носителя. И хоть Глеб не мог проверить всех случайных посетителей дворца, его постоянных обитателей он уже проверил.
Бессонными ночами, уставившись в потолок, освещенный слабым светом масляной лампады, он перебирал в уме сотни способов, как отыскать Талу, и, отбрасывая их один за другим, вдруг подумал о самом простейшем.
Что, если попробовать ее спровоцировать? Притвориться спящим, например? Конечно, она способна отличить по-настоящему спящего человека от притворившегося спящим, проникнув в его ментальное поле, но как раз этим и можно воспользоваться! Его поле постоянно, и днем, и ночью, пока он не спит, прикрыто непроницаемым для нее щитом.
Надо попробовать слегка приоткрыться — ровно настолько, чтобы, попытавшись проникнуть в его мозг, Тала ощутила лишь сонную мешанину образов…
Конечно, это очень опасное дело. Во-первых, он может и в самом деле заснуть, оказавшись в полной власти врага. Во-вторых, тут нужен очень точный расчет: стоит ему ослабить защиту чуть больше, чем нужно, Тала прорвется сквозь нее и овладеет его мозгом. А при слишком сильной защите она почувствует, что он бодрствует.
Тогда все его старания пропадут впустую… Одному ему с этой задачей не справиться. Нужен помощник. И мужчина здесь не годился! Почувствовав присутствие постороннего мужчины в его спальне, Тала не решится на нападение, западня не сработает. Другое дело — женщина…
Во всей империи он знал одну единственную женщину, которой мог бы довериться в таком опасном деле.
ГЛАВА 31
Танаев отпустил карету и конную охрану за квартал до дома Квинкадзе. Подчеркивать свое особое положение перед Леоной он не собирался. Он приехал просить о помощи и подозревал, что убедить девушку оказать ему эту странную услугу, которая ему требовалась, будет нелегко.
Едва он позвонил и привратник объявил по внутренней связи, какой гость к ним пожаловал, как в доме поднялась суета, которой он так стремился избежать.
Квинкадзе встретил его на пороге усадьбы. Танаев впервые видел отца Леоны, седовласого благородного старца, которого представлял себе почему-то значительно моложе.
— Мы так рады вашему визиту, господин канцлер! У меня нет слов, чтобы выразить свою признательность за восстановленную справедливость! Я всегда был предан империи и не понимаю, за что попал в опалу. Наш дом… За время нашего отсутствия здесь как будто устроили свое стойбище варвары, боюсь, после этого я не смогу принять вас так, как подобает!
— Забудем об этом. Многое изменилось с тех пор. Мне каждый день приходится исправлять ошибки, допущенные прежним канцлером.
Танаев старался не показать, что ему приятны слова благодарности в устах этого старика, но ему очень хотелось, чтобы его визит выглядел как можно менее официальным, однако это почему-то не слишком получалось.
— У меня важное дело к вашей дочери. Вы позволите поговорить с ней наедине?
— Государственное дело, как я понимаю? — с невинной улыбкой произнес Квинкадзе.
— У меня теперь все дела государственные! — И оба, преодолев неловкость первых минут, улыбнулись друг другу почти заговорщицки.
Леона приняла его в гостиной, и по ее бесстрастному лицу, освещенному казенной улыбкой, Глеб сразу же понял, что разговор, который ему предстоял, будет намного труднее, чем он рассчитывал.