— Ты пробовал связаться с Валамом? — обратился Танаев к Альтеру, одновременно потянувшись за охотничьим карабином, прикрепленным к борту возле его правой руки.

— Я все время это делаю. Но до монастыря слишком далеко. Ответа нет. И дело даже не в этом, я вообще ничего не чувствую. Обычно при попытке установить связь я ощущаю, как силовое поле моего креста входит в контакт с эфиром. Там всегда есть напряжения самых разнообразных полей, но сейчас там совершенно пусто. Такое затишье в эфире возможно только перед сильной магнитной бурей. А здесь, на севере, это означает, что связь не удастся установить, пока эта буря не закончится.

— Выходит, ожидаемые мной неприятные подарки судьбы начали сыпаться, будто из рога изобилия. Вскоре придется стрелять, мы сближаемся слишком быстро, и отворачивать в сторону бесполезно. Уйдя под ветер, мы полностью потеряем скорость.

— Сколько их? — спросил Альтер, не отрывая взгляд от беспорядочно вращавшейся стрелки компаса.

— Пока восемь. Но вполне может статься, что это всего лишь передовой отряд.

— У них больше нет глайдеров. Они бросили в погоню за нами все, что имели.

— Этого вполне достаточно, все будет зависеть от того, какое у них оружие.

— Можешь не беспокоиться, оно окажется значительно лучше нашего! — мрачно пообещал Годвин и оказался прав. Они убедились в этом, когда дистанция между ними и преследователями сократилась до пятисот метров. Раздались первые выстрелы, и пули с отвратительным визгом стали вздымать фонтанчики снега на ледяных торосах, по обеим сторонам несущегося в лоб стрелкам катамарана.

— Может, лучше отвернуть? — спросил Годвин.

— Не имеет смысла, мы потеряем попутный ветер, они сразу же нас догонят и начнут обстреливать сзади.

— Да, это намного хуже, — согласился Годвин, — сейчас на нашей стороне единственное преимущество — большая скорость, они не успевают как следует прицелиться.

— Почему ты не стреляешь? — спросил Танаев Годвина, помогая Альтеру сменить галс, для чего ему потребовалось, распластавшись на палубе, перебраться на противоположный борт и перебросить упрямый косой парус на сорок градусов влево. Катамаран резко изменил направление, и очередной залп искрошил лед далеко в стороне от их ледового суденышка.

— Их карабины заряжены пулями, эти заряды намного дальнобойнее наших!

— А кто тебе мешает использовать такие же? Мы с Альтером набирали по полному комплекту к каждому карабину.

— Знаю. Но картечь для близкого боя намного эффективнее. Сейчас у них преимущество в количестве стволов, которое они используют на всю катушку. Но как только мы сблизимся, картечь сведет это преимущество на нет!

— Вы собираетесь убить этих людей? — осведомился Альтер, с трудом удерживавший рулевую лыжу в заданном Танаевым направлении.

— Почему бы и нет? Ведь именно это они пытаются проделать с нами!

— Может, мне использовать крест, чтобы избежать кровопролития?

— И надолго его хватит, при таком количестве целей? Береги свой заряд на самый крайний случай и не используй его без моей команды!

Они продолжали мчаться в облаке снежной пыли, в какой-то мере прикрывавшей их от прицельного огня. И в лоб им на полной скорости летели восемь глайдеров. Вскоре их противники поняли свою ошибку — на таких скоростях вести прицельный огонь не удавалось. Однако операцией руководил опытный офицер.

Танаев понял это после того, как развернувшиеся цепочкой у них на пути глайдеры все разом сбросили паруса и завалились набок, замерли на месте.

Их команды, не теряя ни секунды, укрылись за корпусами своих судов и залегли в снегу, собираясь открыть убийственный перекрестный огонь. Даже неопытной стрелок из позиции «лежа с упором» почти наверняка поразит цель.

Но их маневр несколько запоздал. Теперь их разделяло не больше сорока метров, и карабин Годвина сразу же показал, на что способна картечь с такого близкого расстояния.

Первым же выстрелом он вдребезги разнес хрупкий фанерный корпус ближайшего суденышка и вывел из строя двух его стрелков.

Годвин непрерывно продолжал вести свой смертоносный огонь в автоматическом режиме, и каждый его выстрел находил цель. Опоздай он хоть на несколько секунд — с ними было бы покончено. Но Годвин был опытным бойцом и точно рассчитал время.

Настало мгновение, когда их катамаран поравнялся с неподвижными глайдерами противников и, не снижая скорости, пронесся мимо.

На секунду перед глазами Танаева, одной рукой управлявшего парусом, а другой сжимавшего изрыгающий огонь карабин, мелькнуло искаженное ужасом и болью лицо одного из их противников. Он видел, как картечь его карабина разорвала тому грудь.

Наступил самый опасный момент, когда они, проскочив мимо своих противников, уже не могли вести огонь с близкого расстояния, к тому же заряды в магазинах их карабинов закончились, — оружие требовало перезарядки, и стрельба с их стороны вообще прекратилась.

Для тех из противников, кто находился достаточно далеко от линии их прорыва и потому остался в живых, настал момент, когда они могли поквитаться за жизнь своих товарищей.

Уходивший на всех парусах катамаран представлял собой отличную мишень.

— Давай! — крикнул Танаев Альтеру, вырывая из его рук весло рулевой лыжи. — Покажи им, на что способен твой крест!

Волна синего кольцеобразного пламени понеслась прочь от катамарана, сметая все на своем пути.

Два ближайших катамарана вспыхнули, как свечки, на оставшихся четырех были срезаны мачты, и они больше не могли преследовать беглецов.

Вслед им прогремело еще несколько беспорядочных выстрелов, но их противники, полностью деморализованные ударом Валамского креста, уже не могли вести прицельный огонь, а еще через несколько минут ярко полыхавшие обломки глайдеров исчезли за ледовыми торосами, и на горизонте остался лишь столб дыма, напоминавший о короткой кровопролитной схватке.

— Вы убили нескольких из них! — с осуждением проговорил Альтер, взирая на своих спутников, словно какой-нибудь архангел, с воздетым над головой серебряным крестом.

— А разве ты сам не принимал в этом участия? — осведомился Годвин.

— Огонь моего креста не может причинить вред человеческому телу! Но вы их убили, взяв на свою душу тяжкий грех, и теперь должны молить Господа о прощении.

— Зачем же обращаться к Господу? Он слишком далеко от нас, — возразил Годвин. — Зато ты рядом.

— Не богохульствуй, брат мой. Ты прекрасно знаешь, что мне не дано права отпускать людские грехи, тем более смертные, каковым является убийство ближнего.

— Ты считаешь, что мы должны были безропотно подставить грудь под их пули?

— Мы могли обезвредить их, но не убивать, и доверить свою судьбу божественному Провидению.

— Легко говорить о Провидении, когда на шее болтается крест, защищающий тебя от пуль!

Этот спор продолжался еще долго, но Танаев больше не слушал своих спутников, занявшись осмотром их хрупкого суденышка. Левый борт катамарана был буквально изрешечен пулями, но шпангоуты корпуса держались достаточно прочно и серьезными неприятностями не грозили. Зато мачта, пробитая в нескольких местах, нуждалось в срочном укреплении.

Этим он и занялся. Достав из трюма моток просмоленной веревки и отыскав несколько деревянных реек, он прикрутил их к мачте, в наиболее слабых местах.

К вечеру ветер немного стих, но все равно катамаран шел достаточно быстро, и они уже отдалились от места стычки на большое расстояние. Догнать их теперь не смогут.

Постепенно мысли Танаева переместились с недавней стычки на конечную точку маршрута, к которой каждую минуту приближалось их ледовое судно.

Валамский монастырь... О нем ходило много легенд. Танаев начал собирать любые сведения о монастыре еще на карантинной станции, предполагая, что рано или поздно они ему пригодятся. Но даже с помощью Альтера ему не удалось отделить истину от вымысла. Монах упорно замолкал, как только речь заходила о его обители, хотя во всем остальном был достаточно словоохотлив.