— Хорошо. Только прежде скажите мне, в свою очередь, совершенно откровенно, как вы относитесь к Валамской общине?
— Это важно?
— Да, — ответил Танаев коротко, но в его глазах, словно предупреждая Храменко о том, что откровенность может быть только взаимной, полыхнул огонь. — И учтите, я почувствую, если вы будете недостаточно откровенны.
— То есть сможете уличить меня во лжи? — Усмехнулся Храменко и, поскольку Танаев не ответил на эту реплику, через минуту продолжил: — Валам-ская обшина считается врагом империи лишь потому, то упорно сохраняет собственную независимость, несмотря на все наши попытки заключить с ней хотя бы договор о дружбе и взаимной помощи. Кроме того, она очень любит вмешиваться в наши внутренние дела, используя для этого обширную сеть своих тайных агентов, разбросанных по всей территории империи. И все же, несмотря на это… — Храменко остановился и уставился на Танаева долгим взглядом, в котором читались сомнение и нерешительность. Но его собеседник не проявил ни малейшего желания ему помочь, и полковник в конце концов продолжил: — Несмотря на все это, Валамская община осталась единственным местом на Земле, где нашлись силы, способные противостоять дьявольским легионам, обрушившимся на нашу планету.
В другое время я бы наверняка осудил их сепаратизм, но сейчас, на фоне коррупции и военных поражений, которые терпит империя, мне понятна их позиция. С другой стороны, мне очень жаль, что в нынешних условиях мы оказались не в состоянии достигнуть взаимопонимания. Остановить нашествие можно только совместными усилиями, только объединившись!
— Рад, что вы это понимаете. Дело в том, что и в Валамской общине многое изменилось за эти годы, но одно осталось неизменным — при нынешней власти в империи объединение невозможно.
— Вы собираетесь убить императора? — неожиданно спросил Храменко, поразив Танаева своей способностью делать далекоидущие выводы из небольшого объема полученной информации. — Для этого вам понадобилась гвардия?
— Ну что вы! Кому нужен этот безвольный старец, давно отстраненный от реальных рычагов власти!
— Вы неплохо разбираетесь в наших делах. Но в таком случае ваша цель — канцлер?
Танаев молчал, и его молчание сказало Храменко больше любых слов.
— С этой минуты мы оба становимся заговорщиками, а заговор против государственных интересов империи карается весьма мучительной смертью. Неделя предварительных пыток, предшествующая официальной казни, делает из заговорщика кусок кровоточащего мяса, и лишь затем…
— Не надо меня запугивать. Я полностью отдаю себе отчет во всех последствиях своего провала.
— Я и не собираюсь вас запугивать. Скажу больше — вместо того чтобы немедленно вызвать полицию, я по-прежнему готов выслушать вашу историю и, следовательно, сам становлюсь государственным изменником.
— А зря, пожалуй, вы не вызываете полицию. Это бы полностью вас обелило в глазах властей. Меня вряд ли удастся взять так просто, даже здесь, в вашем доме, где полно заранее заготовленных ловушек и засад. Я уверен, что вы знали об этом, но, возможно, не всё. Позвольте, прежде чем мы продолжим нашу беседу в другом месте, предоставить вам одно неоспоримое доказательство истинности моих слов!
Сказав это, Танаев исчез, а через секунду появился перед Храменко уже на другом стуле. В руках он держал светящийся кристалл внутренней памяти мажордома, который теперь неподвижно стоял перед распахнутой настежь дверью библиотеки с развороченным нутром.
— Здесь запись всей нашей беседы.
— Я подозревал что-то подобное, но до сих пор не возникало необходимости всерьез заняться проверкой. Есть что-нибудь еще в таком духе?
— Почти наверняка. Для дальнейшего разговора нам понадобится более безопасное место.
— Хорошо. Только сначала объясните, как вам это удалось? Почему вы вдруг стали невидимы?
— Все дело в скорости. С момента, когда я встал со стула, и до того, как появился перед вами, прошла примерно сотая доля секунды. А как мне удается этого достигнуть, вы узнаете из моего дальнейшего рассказа. Мне бы не хотелось, чтобы эти сведения попали в руки канцлеру, прежде чем я до него доберусь.
— В таком случае, если вы не хотите привлечь к нашей встрече внимание всех имперских агентов, вам придется переодеться, воспользовавшись для этого моим гардеробом. Вряд ли вы можете сохранять невидимость слишком долго.
— Вы правы, за мной по пятам шли боевики Терона, не осталось времени для подготовки к новому рывку, так что я с благодарностью принимаю ваше предложение.
Одежду принес робот. Не тот, которого Танаев только что вывел из строя. Мажордом был золотого Цвета, что должно было означать его более высокое положение.
Серые брюки из натурального льна в жару, стоявшую все последние дни в столице, показались Танаеву практичными и к тому же оказались ему впору. С клетчатой рубашкой из плотной байки тоже не возникло никаких проблем. Была еще легкая куртка из какой-то синтетики и шейный платок — единственная непривычная для него деталь туалета.
С трудом повязав перед зеркалом неудобный узел, Танаев ощупал карманы куртки и обнаружил в одном из них портмоне с небольшой пластиковой карточкой, на которой красовалась его фотография.
«Когда он успел?» — изумился Танаев. Впрочем, при сохранившемся в доме Храменко уровне роботизации в этом не было ничего удивительного. И все же, чтобы за несколько минут изготовить идентификационную карточку личности — нужно было располагать весьма неординарными возможностями. Кажется, риск, на который он пошел, привлекая на свою сторону этого человека, полностью себя оправдал.
Закончив переодевание, Танаев вновь вышел в библиотеку, где его поджидал Храменко, уже полностью готовый к выходу.
— Нам лучше воспользоваться общественным транспортом — после вашего «вскрытия» моего мажордома я не доверяю собственным слугам.
— Что же, это разумно, — согласился Танаев.
Общественный транспорт был представлен небольшим вагончиком, в котором при желании могли бы разместиться человек десять. Чем именно он приводился в движение, Танаев так и не понял, поскольку никакого двигателя в доступной взору части машины обнаружить не удалось. Однако гораздо большее значение для них имело отсутствие в этой машине водителя и пассажиров.
Минут через пятнадцать они вышли перед трехэтажным зданием, фронтоны которого были украшены нелепыми облупленными скульптурами. Заметив взгляд Глеба, Храменко пояснил с огорчением:
— Вот уже несколько лет никто не занимается ремонтом. И дело тут не в недостатке средств, про-
сто люди потеряли уверенность в завтрашнем дне. Кому захочется заниматься ремонтом, если завтра твой дом может перейти в руки захватчиков? Коррупция и рэкет в столице достигли небывалых размеров.
Они миновали представительного швейцара, в тени конторки которого цепкий взгляд Танаева заметил трех накачанных парней в одинаковой одежде _ то ли вышибал, то ли охранников.
— Это заведение хорошо охраняется, — пояснил Храменко, вновь упредив его вопрос.
Окружающая обстановка напоминала частную гостиницу, правда, не совсем обычного вида. Танаев заставил себя не задавать лишних вопросов, чем вызвал одобрительный взгляд Храменко.
Менеджер сразу же проводил их в отдельный кабинет с единственным небольшим столиком, накрытым на четверых.
— Мы кого-то ждем?
— Нет. Просто этот кабинет принадлежит мне, и он всегда готов принять небольшую компанию. Здесь нет подслушивающих устройств.
— Почему вы в этом так уверены?
— Ну, полностью в нашем изменчивом мире нельзя быть уверенным ни в чем. Но этот кабинет проверяют ежедневно лучшие специалисты ведомства, которое некогда принадлежало мне. — Храменко усмехнулся и поправился: — Вернее, которым мне приходилось управлять по долгу службы. Старые связи, знаете ли, сохраняются надолго. И людям, которые следят за чистотой этого места, я доверяю.
— Это возможно лишь в том случае, если начальник сумел завоевать любовь своих подчиненных, — заметил Танаев, на что Храменко предпочел не отвечать.