Если так пойдет и дальше, меч, не дожидаясь приказа, начнет убивать всех, на кого он косо посмотрит. А таких кандидатов во время разборок дворцовых дрязг, которые ему приходилось устраивать ежедневно, хватало.
Придется заняться специальной тренировкой с мечом и внимательно следить за своими мыслями. Это было утомительно, но все же лучше, чем оставлять меч на произвол судьбы в дворцовом сейфе.
Слишком много найдется желающих завладеть волшебным оружием, и сейф для них не препятствие. Танаев подозревал, что еще один комплект ключей от сейфа и столовых ящиков находится у мажордома, хотя тот это и отрицал. Возможно, ключи были не только у него.
Танаев не раз замечал, что бумаги в ящиках его стола лежали не в том порядке, в котором он их оставил. Но заняться этим руки не доходили. Постоянно требовали решения более срочные и важные дела.
Без стука открыв дверь в императорскую библиотеку и даже здесь не обнаружив вездесущей охраны, Танаев, не на шутку встревоженный, направился к императорской спальне.
Здесь, как и в любой другой комнате апартаментов Корнелия, находился трон, невысокий, так сказать, «домашнего» формата. Патологическая любовь императора к тронам давно стала в столице притчей во языцех.
Кровать здесь тоже имелась, но она занимала второстепенное место и робко пряталась в углу под балдахином.
Рядом с троном находился столик писаря, обязанного денно и ношно записывать великие мысли, буде они неожиданно посетят императора.
Корнелий сидел на троне молча, но, судя по скрипу пера, которым писарь старательно водил по пергаменту, уткнувшись в стол так, что казалось, писал он не пером, а носом, какая-то мысль недавно была озвучена. А если судить по внешнему виду императора, мысль была мрачная, поскольку император хмурился и выглядел испуганным. Аура его пульсировала так, словно за ним гнались охотничьи псы.
— Что случилось, Корнелий? — спросил Танаев с порога и, не получив ответа, продолжил: — Вы что, совсем с ума сошли, Ваше Величество?! Почему ваши люди набросились на меня?
Император по-прежнему молчал, крепко сжав губы, и не смотрел на Танаева. Его взгляд не отрывался от столика писаря, который, даже не приподняв головы на стук входной двери, продолжал скрипеть пером.
Это уже было верхом невежливости. Обычно новоявленного канцлера здесь встречали если и не с почтением, то, во всяком случае, с должным вниманием. И, сдерживая закипающее бешенство, чувствуя, как на поясе начинает шевелиться рукоятка меча, Танаев снова спросил:
— Так какая муха укусила вашу охрану, куда они все подевались и почему набросились на меня у входа?!
— Так было нужно! — довольно непонятно ответил император. Странность этого ответа и борьба с собственным негодованием заняли Танаева настолько, что он упустил момент, когда писарь встал за своим столиком во весь рост, и рост этот оказался таким, что его голова почти уперлась в потолок палаты трехметровой высоты.
В следующее мгновение рукоятка меча прыгнула в ладонь Танаева, но было поздно.
Тот, кто секунду назад был писарем, уже превратился в черного гиганта, обросшего густой шерстью, а его лапа, очень похожая на ту, что висела в качестве сувенира у Танаева в гостиной, успела нанести чудовищной силы удар по корпусу Танаева.
От этого удара так и не успевший включиться меч был выбит из руки Танаева и отлетел в противоположный угол, а сам Глеб врезался в стену с такой силой, что перед глазами у него поплыли цветные круги.
С большим трудом ему удалось сохранить сознание, но об уходе в боевой транс в таком состоянии уже не могло быть и речи. В неторопливо приближавшемся к нему гиганте он уже узнал Рила.
— Наконец-то ты мне попался, человеческий ублюдок! Сейчас ты ответишь за всё. Но я не убью тебя сразу, не надейся! Сначала я выпущу твои кишки, и пока ты будешь их подбирать, я сдеру с тебя кожу! Ты ответишь мне за все муки Талы, за каждую секунду ее страданий!
— Я не виноват в том, что твоя Тала напала на меня! Я был вынужден защищаться! — Глеб нес какую-то чепуху, не вникая в ее смысл, понимая, что никакие доводы не подействуют на взбешенного демона. Но сейчас самым важным было выиграть время. С каждой секундой в голове прояснялось, и появилась надежда если и не уйти полностью в боевой транс, то хотя бы обрести свое обычное проворство.
Ему еще повезло, что когти гиганта во время удара прошлись по сторонам его туловища, не причинив особого вреда, лишь оставили на боках глубокие царапины. Сквозь клочья разорванной куртки из них сочилась густая темная кровь, пачкая ковры опочивальни.
Император не принимал никакого участия в происходящем и продолжал молча восседать на своем троне, лишь изредка, словно китайский болванчик, кивая седой головой. «Хоть бы стражу позвал!» — мельком подумал Танаев и сразу же вспомнил, что стражи в ближайших комнатах не было и в помине.
Рилу осталось сделать последний шаг, и он уже занес страшную лапу, сведя гигантские полуметровые когти, словно огромные клеши, чтобы выполнить свою анатомическую угрозу.
Было мгновение, во время которого Танаев простился со своей долгой жизнью и даже успел подумать о том, что, возможно, скоро встретится с оставленными в нижнем мире друзьями. Вот только появиться он там должен был в совершенно ином качестве, и уж тогда ему припомнят все, что он сделал с Храмом Смерти.
Но прояснило его голову не это, а пронзительная мысль о том, что, если он сейчас уйдет из верхнего мира, дело, которое он здесь начал, останется незавершенным, а Земля полностью попадет под власть захватчиков. Он не переоценивал свои силы, просто знал, что в его руках сосредоточены все нити, и надежда на победу человеческой расы зависела сейчас только от него.
И, как бы отвечая на эту мысль, в мозгу Глеба ярко вспыхнуло имя Леоны. Она станет следующей в жертвенной цепи, которая потянется за этим кровавым чудовищем. Некому будет защитить женщину, принадлежавшую ему, его женщину…
Следующей мыслью Глеба стал приказ. Даже не приказ, пожелание. Лишь одно слово пронеслось в его мозгу: «МЕЧ!»
И меч пришел! Рукоятка не пронеслась по воздуху через всю комнату. Она растаяла в том месте, где только что лежала, и материализовалась в правой руке Танаева. А вырвавшийся из нее желтоватый луч лезвия вспорол живот надвигавшемуся на него демону еще до того, как палец Танаева нащупал нужный камень. Какое-то мгновение Рил не понимал, что поменялся ролями со своей жертвой. Лишь секунду спустя, когда водопад вонючей жижи обрушился в императорскую опочивальню из его распоротого брюха, он разразился чудовищным ревом, который сразу же перешел в захлебывающийся жалобный вой.
— Извините, Ваше Величество! Мы тут немного намусорили! — проговорил Танаев, повернувшись к императору, когда тело Рила со страшным грохотом рухнуло на пол.
Губы императора дрожали, щеки дергались, он только что освободился от транса, в который ввел его появившийся здесь демон, и был совершенно подавлен всем происшедшим. Состояние императора показалось Танаеву подходящим для завершения важного дела, которое ему не удавалось провернуть все это время.
— Чем я могу… Вы спасли меня… Это чудовище: оно требовало, чтобы я… Чтобы вас…
— Я знаю. Но вы можете отблагодарить меня.
— Хотите орден голубой подвязки? Я сейчас распоряжусь!
— Мне не нужен орден. Но ваше благополучие под угрозой. Вы убедились сегодня, что императорская гвардия ненадежна. Ее необходимо переформировать и заново обучить. А вашу безопасность на это время обеспечат мои монахи.
Император молчал, отведя взгляд в сторону, он тянул время, стараясь не смотреть на то место, где лежала отвратительная гора мяса, совсем еще недавно бывшая живым демоном. Но Танаев безжалостно продолжал:
— Это необходимо сделать, Корнелий! В сложившихся обстоятельствах я мог бы этого потребовать, но я всего лишь смиренно прошу вас немедленно подписать указ о передаче гвардии в мое распоряжение. Если вы этого не сделаете, я не смогу гарантировать, что завтра такое же чудовище вновь не появится в вашей спальне!